Скромное обаяние буржуазии

Надлежащая жизнь буржуа предстает в насмешливой, почти карикатурной манере: круг избытка и пустоты, где каждое намерение принять обед сталкивается с непреодолимым препятствием. Герои с важным видом устраивают планы, зовут друг друга за стол, вытирают салфетки и откидывают кресла, но обстоятельства, словно капризная шутка судьбы, вмешиваются с постоянством, которое становится их главной слабостью. Маленькие случайности — звонок, забытый зонт, внезапный визит — перерастают в цепочку абсурдных преград; желания голодают под тяжестью банальной неуместности. Сон и явь тут смешиваются до неразличимости: реальные коридоры домов переходят в сны, где блюда расплываются в странные силуэты, разговоры превращаются в шум ветра, а часы текут в обратную сторону. Эти переходы не утешительны и не романтизированы: они делают бытие еще более никчемным, высмеивают тщеславие и привычную уверенность в том, что мир подчиняется планам. В калейдоскопе бредовых сцен границы теряются — смешаются столовые приборы и хоры, официанты становятся привидениями, а окна — порталами в беспорядочные эпизоды. Каждое новое препятствие приносит ту же горькую ироничную истину: то, что кажется важным, на деле хрупко и легко разрушимо случайностью. И хотя желание поесть остаётся простым и земным, его исполнение отодвигается всё дальше, превращая прием пищи в недосягаемую церемонию, а самих героев — в обречённых участников комедии, где главный смех направлен на их собственную серьезность. Они повторяют одни и те же жесты, будто участвуют в ритуале, который должен привести к телесному удовольствию, но ритуал разбивается о грубую случайность. Смех над их тщеславием становится единственным постоянным элементом, ирония обволакивает помещение, пока тарелки остаются нетронутыми. В этой насмешке нет злобы — только холодная констатация бессмысленности их привилегий.